В 47 лет у бывшей гарнизонной машинистки Александры Харламовой проснулась тяга к рисованию. Теперь ее работы находятся во многих российских и зарубежных музеях, а написанные художницей иконы украшают православные храмы. При этом сама Александра Георгиевна, оставившая благополучную жизнь ради искусства, ютится в маленькой мастерской своего учителя, который уже ушел из жизни. В память о матери. К сорока семи годам у Александры Харламовой было все, о чем может мечтать женщина – хороший муж, любимый сын, своя квартира, материальный достаток. Александра Георгиевна, выросшая в военном гарнизоне, вышла замуж за военного, и всю жизнь вместе с мужем ездила по точкам – в частях работала машинисткой. Жили и в вологодских и ленинградских лесах, в Монголии, на Сахалине. В конце службы муж Александры Георгиевны был направлен в Ярославль. Здесь супруги остались и по окончании службы. - В 1994 году мой сын ушел в армию, и у меня в душе вдруг образовалась пустота, - вспоминает Александра Георгиевна, - мне показалось, что в жизни чего-то не хватает. Семья, дом – это все, конечно, хорошо, но человек должен, помимо этого, еще чем-то заниматься, - рассуждала она.
Так родилась мысль попробовать написать портрет матери. «Самое
интересное, что моя мама умерла в возрасте 47 лет, - вспоминает
Александра Георгиевна, - и именно в этом же возрасте мне захотелось
написать ее портрет». Это Александра Георгиевна поняла уже потом,
когда работа была закончена. А пока, вооружившись кистями и красками,
начала писать. Книг, обучающих рисованию, в то время в продаже не было,
поэтому действовала «наобум».
- К примеру, я не знала, что масляные краски нужно разводить специальным растворителем. Когда я начала ими писать, и почувствовала, что они очень густые – стала добавлять в них подсолнечного масла. Так я писала свою первую в жизни картину… Однажды за работой Александру Георгиевну застала ее подруга – врач-терапевт. Она предложила познакомить ее со своим пациентом – известным в Ярославле художником Владимиром Сибриным. Учитель. - Как сейчас помню нашу первую встречу, - вспоминает Александра Георгиевна, - я очень боялась, шла, как первокурсница на экзамен. Он взглянул на мои работы, потом предложил: «Давайте за 20 минут попробуем нарисовать – Вы меня а я Вас». Мы сели друг напротив друга. Меня пробила какая-то дрожь: руки трясутся, ноги отнимаются Думаю – ну все, сейчас он меня выгонит! И вот с этим ужасом в лице я пишу его. Вопреки страхам Александры, художник похвалил работу и сказал: «А что, давайте попробуем»! Для первого раза предложил нарисовать дома яблоко на блюдечке на белой скатерти, а рядом нож или ложку. - Два дня я мучалась с этим рисунком. В конце концов смогла написать только яблоко и блюдце, а в блестящем металлическом ноже я увидела столько красок, что мне показало, я в жизни не смогу их передать! В итоге, когда принесла Владимиру рисунок, он долго смотрел, а потом сказал: «А Вы знаете, у меня нет никаких замечаний! Самое главное, вы ухватили рефлексы – это влияние цвета одного предмета на другой. Многие художники, даже закончив академию, не могут их передать. Думаю, у Вас получится! И вот началась кропотливая работа. Каждый день Александра приходила в мастерскую художника, и они вместе работали до самого вечера – рисовали натюрморты и гипсы, ходили на этюды. Владимир поставил своей целью за год пройти с Александрой весь курс художественного училища. - Он с меня буквально снял сто шкур за этот год! – вспоминает она, - порой мне казалось, что я никогда не научусь рисовать, я плакала, но Володя мягко, но твердо заставлял идти дальше, совершенствоваться в рисовании. Интересно, что в период учебы, Володя никогда не вмешивался в мою работу. Только теоретически. Я сбивалась, если чужая рука присутствовала в моей работе. Честно говоря, во многом выручили меня «рембрантовские кисти», купленные незадолго до встречи с Володей в Москве. Рембрантовские кисти. А дело было так: когда Александра Георгиевна начала писать, то ей почему-то не нравились те кисти, которые продавались в ярославских магазинах. Вспомнив, что однажды, гуляя по Москве, около Большого театра, она набрела на маленький магазинчик, в котором продавались принадлежности для художников, решила заглянуть туда. - Приехала в Москву, нашла этот магазинчик. Стою у витрины, разглядываю кисти, - вспоминает Александра Георгиевна, - в этот момент к продавцу подходит женщина и предлагает кисти из Голландии, с родины Рембрандта. Продавец пошла за квитанциями, а я спросила у женщины, сколько у нее кистей, и сколько она за них хочет. Она сказала : 6 кистей за 100 000 рублей. ( в то время в ходу были миллионы, но все равно это были довольно большие деньги. ). У меня с собой была как раз такая сумма, и я, не раздумывая, купила эти кисти. Это оказались чудо-кисти, больше таких кистей у меня никогда не было. Сделаны они были из колонка высшего качества, и как будто писали сами. Если бы ни эти кисти, вряд ли я бы вообще стала писать. Володя этими кистями не писал – берег их для меня, хотя я понимаю, что ему, наверное, очень хотелось.
Новая жизнь.… С Володей мы теперь проводили целые дни. Очень скоро я поняла, что я просто не могу существовать без этого человека. Мне открылся новый мир – мир искусства, я познакомилась с его друзьями-художниками, другими глазами стала смотреть на жизнь. Однажды после очередных занятий я пришла домой и сказала мужу, что ухожу к Володе. врач-терапевт, которая и познакомила нас с Володей, была в шоке: «Он же серьезно болен, ему жить осталось совсем немного! Как ты можешь бросить благополучную семью, ради инвалида»! Но меня уже никто и ничто не могло остановить.
Я оставила благополучную жизнь и ушла к «нищему художнику» и никогда не
пожалела об этом, потому что с этого момента, перевернулась вся моя
жизнь. Вскоре Александра и Владимир расписались. Через год
занятий, у Александры состоялась первая областная выставка. Она имела
успех. Это окрылило ее на дальнейшую работу. После этой выставки художница окончательно определилась с жанром – в большей степени она сосредоточилась на портрете. За свою почти пятнадцатилетнюю творческую биографию, Александре Сибриной удалось написать немало портретов знаменитых людей. В музее имени Шаляпина в Санкт-Петербурге хранится написанный ею портрет ярославского священника отца Бориса Старка, который, будучи во Франции в эмиграции, отпевал знаменитого певца и принял большое участие в мероприятиях по перезахоронению Шаляпина в Россию. В Германии в частной коллекции находится портрет Александра Солженицина, написанный с натуры, когда писатель посещал Ярославль. Российскому центру науки и культуры на Мальте подарен портрет актрисы и супруги графа Шереметева Прасковьи Жемчуговой, в Ярославской центральной детской библиотеке - портрет основателя города Ярослава Мудрого, в частной коллекции – портрет супруги князя Всеволода Большое Гнездо Марии Ясыни. - "картина "Ростов Великий" находится в одном из отделов Государственной Третьяковской Что касается портрета матери Александры Георгиевны, с которого и началась ее тяга к рисованию, то он, к сожалению, утрачен – сгорел во время пожара в родительском доме.Как получилось, что многие работы супругов Александры и Владимира Сибриных оказались за рубежом? Художники очень много путешествовали по миру – их приглашали, в основном, с выставками работ. «Денег у нас не было, жили обычно за счет принимающей стороны, а потому считали своим долгом дарить организаторам выставки картины»,- объясняет Александра Георгиевна. Так картины Александры и Владимира Сибриных осели в музеях и частных коллекциях Болгарии, Италии, Индии, Финляндии, Австрии, Германии, Мальты. - На Мальту мы поехали по приглашению русского центра на Мальте. Там была выставка, посвященная дружбе между Россией и Мальтой, - рассказывает Александра Сибрина, - Как известно, дипломатические отношения с Мальтой были установлены при Петре Первом, который отправил на Мальту посольство во главе с графом Шереметевым. За успехи в дипломатии Борису Шереметеву были пожалованы обширные угодья в Ярославской губернии, где до сих пор сохранились его усадьбы. А потому, понятен интерес организаторов выставки к ярославской земле. На выставку в Мальте Сибрины привезли множество картин – пейзажи с видами Шереметьевских угодий, портреты графа Бориса Шереметева и его супруги актрисы Прасковьи Жемчуговой. Портрет Шереметева, выполненный Владимиром Сибриным, теперь украшает президентский дворец на Мальте, еще несколько работ супругов остались в русском центре на Мальте. Художник всегда жил во мне. Все-таки удивительно, что человек, далекий от искусства, вдруг за такое короткое время вдруг открыл миру незаурядный дар. Что это – чудо? Или закономерный итог предыдущей жизни? - Наверное, что-то во мне жило, только не могла прорваться наружу из-за жизненных обстоятельств, - считает Александра Сибрина. И рассказывает, как в те годы, когда они с мужем жили на «точках», окруженные непроходимыми лесами, ее всегда тянула красота природы. - Я шла всегда в одно и то же место, - вспоминает Александра Георгиевна, - сначала переправлялась через реку на лодке, потом 4 км шла лесом и выходила на край болота и ждала одного чудесного мгновения. Перед самым рассветом в лесу устанавливалась необыкновенная тишина, настолько глубокая, что даже казалось, что какой-то звон стоит в ушах. Но стоило только чуть-чуть показаться солнышку, лес мгновенно преображался: поднимался крик, визг, шум. Все пело и радовалось новому дню. Вот ради этого мгновенья я и проделывала почти каждый день с ранней весны до поздней осени это путешествие. Думаю, душа художника жила во мне всегда, просто до поры до времени она как бы спала… Последний штрих. - С Володей мы прожили восемь счастливейших лет. Уже когда мы познакомились, он был инвалидом первой группы по астме, а потом пережил инфаркт, случившийся от передозировки лекарств в больнице во время очередного приступа астмы. И тем не менее, мы старались не зацикливаться на его болезни, много путешествовали, много выезжали на природу, вместе писали. Владимир умер внезапно весной 2002 года, когда супруги готовились к очередной поездке в Германию на выставку. На руках уже были визы, билеты, художники паковали чемоданы. Но даже в этой суете Владимир находил время для того, чтобы писать. Он давно хотел написать вид «ярославского Арбата» - пешеходной улицы Кирова. Но весна была холодная, хмурая, и он все не мог дождаться солнечной погоды. Наконец, наступили солнечные деньки, и хцдожник каждый день ходил на улицу Кирова и рисовал. Он уже почти закончил работу – оставался только один маленький штрих. На Кирова часто приходил трубач и играл. Владимир хотел поместить его на свою картину. Но трубач приходил не каждый день, и художник ждал, когда он придет. Увы, не дождался. В пять утра у него случился сильнейший приступ, «скорая» приехать не успела. Картина так и осталась без трубача. Господь позвал… - После смерти мужа я начала задумываться о Боге, о вере, - рассказывает Александра, - меня стало тянуть в храм. Одна моя знакомая была прихожанкой недавно открытого для верующих храма Спаса-на-городу, она познакомила меня с его настоятелем отцом Сергием. Ему я высказала свое пожелание писать иконы. По приглашению Александры Георгиевны батюшка пришел к ней в мастерскую, посмотрел ее работы. Ему понравилось, как она пишет, и он заказал ей несколько икон. Только, в отличие от традиционных иконописцев, Александра Георгиевна решила писать не темперой на доске, а на холсте масляными красками. Прежде чем приступить к написанию иконы, долго изучала специальную литературу, палитру и стиль написания икон. Первой иконой была Богоматерь Милующая или Достойно есть афонского стиля. (Сам отец Сергий некоторое время жил в монастыре на Афоне). При написании этой иконы произошел необычный случай. - Когда я ее практически заканчивала ( а писала я икону около трех месяцев), вдруг пошел сильный ливень. Он шел несколько часов, не переставая, не утихая ни на минуту. Вода начала подступать к окнам нашей мастерской, которая располагается в полуподвальном помещении. Я с ужасом смотрела, как вода льется прямо в комнату через щели в окнах, подступает к порогу. Комнату залило водой уже выше щиколотки, вот-вот затопит работы. И тогда в взмолилась перед стоявшей на мольберте иконой: «Матушка, Богородица, я ведь тебя почти закончила, ну помоги же мне»! И тут наступила поразительная тишина. Дождь внезапно стих, вода потихоньку начала уходить. Интересно, что в соседние помещения, находящиеся на том же уровне, что и моя, не попало ни капли воды. Когда я рассказала батюшке об этом случае, он показал головой: «Бесы шалили, не понравилось им, что рождается новая икона…» После этого Александра Георгиевна написала еще несколько икон для этого храма Спаса-на Городу – Богородицу Скоропослушницу и целителя Пателеимона, икону мучениц Веры, Надежды, Любви для храма Сретенья Господня в Ярославле. О необычной художнице прослышал батюшка из далекого сибирского поселка Скальный Чусовского района Пермской области. Там 10 лет назад жители построили единственный на всю округу храм в честь мученицы Татианы, а на иконы не было средство. Александра Георгиевна написала несколько первых образов для этого храма. Потом для написания следующих - организовали сбор пожертвований с … Татьян. Так далекий сибирский приход обрел иконы. - При написании иконы деньги я беру только на расходные материалы, - говорит Александра Георгиевна, - сама же работа – это мой дар храму…
Художница-бессеребреница продолжает жить в мастерской своего мужа и
учителя Владимира Сибрина. Помещение это принадлежит мэрии, и
ежемесячно ей приходится платить огромную арендную плату. Но несмотря
на свой талант, «делать деньги» на картинах так и не научилась – за
скромное вознаграждение пишет портреты ярославцев или , по заказу,
варианты с картин Владимира Сибрина. Это помогает сводить концы с
концами...
Когда мы расставались, Александра Георгиевна неожиданно вручила мне картину – красные маки в степи. Все мои попытки отказаться, были решительно отклонены. «Возьмите на память», - сказала художница. Теперь красные маки цветут над моим письменным столом, напоминая о том, что время и возраст не властны над талантом и вдохновением. Елена БАТУЕВА.Фото автора.На снимке Александра Сибрина.
Издательство Факел
ENGLISH
QR-код адреса данной страницы