Актриса Наталья Захарова, которая на прошлой неделе освободилась из Костромской колонии после помилования российским президентом, дала свой первый спектакль в Костроме, в рамках кинофестиваля «Созвездие».

Моноспектакль «Лики любви», по произведениям писателей русской классики, костромичи встретили с восторгам. Глядя на статную актрису в роскошных костюмах в стиле XIX века, перевоплощавшуюся в прекрасных героинь Чехова, Пушкина, Булгакова, Тургенева, трудно представить, что еще неделю назад она сидела в тюремном бараке среди воровок, убийц и мошенниц. Публика долго аплодировала актрисе, не отпуская ее со сцены, так что Наталья на «бис» прочитала стихи Ахматовой о несокрушимости русского характера.

Этот характер и ей самой помогает выстоять в тех тяжелых испытаниях, что выпали на ее долю в борьбе за дочь Машу, которую женщина не видела уже более пяти лет. В январе нынешнего года, отправившись в Париж, чтобы восстановить свои родительские права, Наталья была обвинена в поджоге квартиры своего бывшего мужа и осуждена на три года тюрьмы. Какие испытания пришлось перенести ей в французской и русских колониях, что она будет предпринимать, чтобы вернуть дочь в семью, об этом Наталья рассказала после спектакля.

- Наталья, какие условия были у во французской тюрьме, и поддерживали ли вас российские дипломаты?

- Условия  содержания были чудовищные, я там чуть не умерла. Помощи никакой не было. Три раза у меня был российский консул, но ничего после его визитов не менялось. Чтобы хоть как-то привлечь внимание к своим проблемам, я объявила голодовку. Когда я упала в обморок на прогулке, заключенные позвонили в российское посольство и попросили приехать посла, но реакции не было никакой.

- Что способствовало Вашему переводу в Россию?

- У нас была заранее договоренность об экстрадиции, потому что французы не хотели пересматривать сфабрикованное дело, несмотря на представленные Минюстом России доказательства моей невиновности. Чтобы не вскрылся факт фальсификации, они экстрагировали меня в Россию. Если бы на самом деле была хоть какая-то моя вина, французские власти ни за что не выдали бы меня в Россию, так как я являюсь гражданкой Франции.

- Как Вас встретили в Костроме?

- Как может встретить колония осужденную? Я была такой же осужденной, как и другие, никаких поблажек или особых условий у меня не было. Единственная привилегия, которую мне предоставили - это койка в санчасти, потому что мое состояние здоровья было ужасающим. Самое страшное - это были этапы, СИЗО №6 города Москвы, где я сидела, дожидаясь, куда меня определят. Весь этот ужас просто невозможно передать.

- Правда, что все Ваши театральные костюмы были с Вами на протяжении всего тюремного заключения?

- Да, это так, потому что в пятницу у меня был спектакль, а во вторник я оказалась в тюрьме в Париже, и со мной были мои коробки, сценические платья. Когда мы шли по этапу, заключенные должны были нести все свои вещи сами. Кто-то нес еду, кто-то теплую одежду, а я после черепно-мозговой травмы, с больным позвоночником тащила на себе все эти коробки. Их все пинали ногами и говорили, что ты там тащишь в этих коробках, я просила: «осторожнее, пожалуйста, это мои платья со спектаклей». Тюремные надзиратели смотрели на меня, как на сумасшедшую. Первый раз, они видели, чтобы в тюрьму везли платья из Парижа.

- В костромской колонии Вы не давали спектакль для осужденных?

- Такое желание было, и я высказала его администрации колонии, но мне сказали, что это исключено, так как я находилась на больничном режиме в медсанчасти. Вообще, хочу сказать, что отношение ко мне в колонии и со стороны администрации, и со стороны осужденных было хорошим, хотя, и не все были в курсе моей ситуации. Но, думаю, что администрация колонии была рада, когда меня, наконец-то, освободили, так как мое присутствие принесло им определенные хлопоты. Это и внимание со стороны прессы, и со стороны губернатора Игоря Слюняева, который несколько раз звонил мне, и ходатайствовал о моем помиловании перед президентом. После моего освобождения мы с ним встречались, и он обещал помочь в возвращении на родину моей дочери.

- Какие у Вас планы, что собираетесь предпринять, чтобы вернуть Машу в семью?

- Я не видела дочь уже пять лет, и не имею от нее никаких известий, даже не знаю, где она находится. Наш последний телефонный разговор состоялся 1 августа 2009 года, и Маша умоляла меня увезти ее в Россию. Тогда она находилась в интернате закрытого типа, что-то вроде тюрьмы, детского ГУЛАГа. На выходные ее забирал отец, но после того, как он избил ее, Маша отказалась к нему ходить. Во Франции меня лишили всех прав в отношении дочери. Я одна борюсь с целой системой ювенальной юстиции, и, конечно, мне не по силам ее победить. Но теперь, когда российский суд вернул мне материнские права, я очень надеюсь, что российский МИД и уполномоченный по правам ребенка при президенте России подключится к поискам моей дочери, имеющей российское гражданство, и поможет мне вернуть ее.

- Наталья Вячеславовна, когда Вы выходили замуж, Вы знали, что во Франции существуют такие законы, относительно детей?

- Нет, это тщательно скрывается, об этом многие узнают, лишь когда сами попадают в такую ситуацию. И так получилось, что мой путь, такой страшный и тернистый, помог немалому количеству родителей во Франции  открыть глаза на настоящее положение дел в области прав родителей и детей. Мне звонили многие родители и говорили: спасибо, что Вы помогли спасти наших детей. Некоторые семьи забрали детей и уехали из Франции, хотя эта система существует и в других европейских странах.

- Некоторые элементы ювенальной юстиции внедряются и в России. Будете ли Вы как-то бороться против этого?

- Поневоле я занимаюсь правозащитной деятельностью уже 13 лет, и считаю, что кроме страшного разрушения и вреда эта система ничего нам принести не может. Я вижу, что даже те политики, которые были приверженцами этой системы, постепенно понимают ее разрушительную сущность. После одного из наших митингов на Красной площади, когда мы стояли с транспорантами, на которых было написано «Мизулину вон, в отставку!», Елена Борисовна позвала наших активистов, и спросила, чем вызвано наше недовольство. Они долго разговаривали по поводу ювенальной юстиции, и она изменила свое мнение. Если раньше она активно пропагандировала внедрение у нас ювенальной юстиции, то теперь, наоборот, выступает против ее введения. И слава Богу, что депутаты поддержали ее, и закон о ювенальной юстиции у нас не был принят.

- Как Вы считаете, почему французские власти  проявляют такое непонятное упорство, и не хотят вернуть Вам дочь?

- Это и система, и честь мундира, ведь Маша свидетель многих беззаконий, которые с ней происходили и происходят, и она все это может рассказать. Ее избивает отец-наркоман, но при этом у него не отнимают родительских прав.  Зато суд отменяет контроль социальных служб над ребенком, запрещает мне телефонные переговоры с ней. Мне отказывают в информации о местонахождении дочери. Ювенальная юстиция во Франции работает уже 66 лет. На ее содержание ежегодно тратится 6 миллиардов евро. Это хорошая кормушка для многих чиновников, судей, воспитателей, психологов, другого персонала, который работает в ней. Если ребенок попадает в нее, то его не выпускают до 21 года. Конечно, я не намерена ждать столько времени, и считаю, что моего ребенка надо срочно разыскать, так как Маша нуждается и в медицинской и в психологической помощи, а главное - в материнской любви. Российский президент помиловал меня, а французский должен помиловать Машу.

- Что Вам давало силы все эти годы? Что помогло не сломаться?

- Силы мне давала любовь к моему ребенку и многие люди, которые поддерживали меня. За Машу молятся люди разных вероисповеданий - православные, католики, иудеи и мусульмане. Когда я сидела во французской тюрьме, мне написал письмо патриарх католических церквей, который, обратился к папе Римскому с просьбой защитить Машу. Очень помогают и наши актеры, которые намерены и дальше поддерживать меня в борьбе за ребенка. Я надеюсь, что наши общие усилия все-таки увенчаются успехом, и этот параноидальный кошмар, наконец-то закончится.

- Какие у Вас дальнейшие планы? Что собираетесь делать дальше? Где будете жить?

- У меня есть квартиры в Париже и в Москве, буду жить там, где есть работа, так как мне нужны большие средства на оплату работы адвокатов, хотя, особых результатов их работы я не вижу. Напротив, французский адвокат, с которым у меня был заключен контракт, знал, что меня арестуют в Париже, но скрыл это от меня. Тем не менее, пока вопрос о возвращении Маши не решен, помощь адвокатов необходима.

Что касается творческих планов, то буду ездить на гастроли со своим спектаклем, который я хочу расширить, ведь русская литература - это кладезь женских образов. Также, я работаю, как журналист - пишу статьи на правозащитные темы. Сейчас поднимается вопрос о массовом усыновлении российских детей за границу, в том числе и во Францию. Я считаю, что это недопустимо. Наших детей нельзя продавать. Мы продаем нефть, газ, но детей продавать недопустимо. Ведь нет никакой гарантии, что они также не будут отобраны у своих приемных родителей и не станут жертвами ювенальной юстиции.

- Не боитесь возвращаться во Францию?

- Нет не боюсь. Министерство иностранных дел Франции заявило журналистам, что помилование президента приравнивается к тому, что я отсидела свой срок и могу приехать в страну, когда захочу, для этого нет никаких препятствий.

- Насколько изменилось Ваше отношение к Франции после всей этой истории?

 - Я всегда относилась с уважением к богатейшей культуре  Франции, с большой болью к тому, что сейчас происходит в этой стране. К сожалению, у нас в генах сидит восторг перед всем иностранным, а потому, и сейчас на российском рынке косметики или одежды, лидируют французы. Они продолжают навязывать нам свою продукцию, а взамен хотят покупать наших детей…

Хотя, система и граждане страны - это разные вещи. Когда во Франции я устраивала свои литературно-музыкальные гостиные, на спектакли ходило очень много французов. На одном из спектаклей была принцесса Катрин, которая была в восторге от него, после чего я получала ежегодные приглашения на балы принца Альберта. Французы называли меня посланницей русской культуры, им нравится русская классика, нравится наш язык. Многие из них сами стали заложниками государственной системы, когда десятки тысяч детей разлучены с родителями и живут в мучениях лишь для того, чтобы поддерживать систему.  

- Как Вы представляете будущее Маши?

- Думаю, что оно будет счастливым. Хочу, чтобы она поскорее вернулась в Россию, потому что без Маши мне нет счастья ни в чем. Я не могу слушать классическую музыку, я не могу путешествовать, у меня нет радости от жизни, пока моего ребенка нет со мной, и я думаю, что любой родитель меня поймет.

Елена БАТУЕВА.

Фото Вадима ГОРЕВА.